Читаем без скачивания Повелитель пчел - Алексей Бартенев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Там его ждал аромат чая, от которого скрутило желудок. На столе стоял, знакомый уже пакет с печеньем, а в чашках дымился самый вкусный в мире чай. Было и что-то новенькое. Из буфета была извлечена литровая банка с медом, и теперь стояла без крышки, и ждала, когда гости начнут макать в нее печеники. «Так, — сказал хозяин лакомства. — Я по-быстрому, умоюсь и приду. Сыпь пока себе сахар, размешивай, и жди».
Сидя на табуретке, вытянув ноги и повернувшись к каменной печке гостя начало морить прямо сейчас. Усталость навалилась всей своей неимоверной тяжестью, и повисла на веках. Они тяжелели, глаза моргали, с каждым разом все медленней и медленней. Огонь колыхался в приоткрытой дверце, потрескивали сгорающие поленья, веяло теплом. Глаза уже открывались наполовину, при следующем движении век на три четверти, следующее мышечное усилие смогло пошевелить лишь ресницы. Бой со сном продолжался около минуты. Проигравший сидел, положив голову на грудь, и собрав руки в замок у себя на животе. Воображение начало рисовать мозгу удивительные картинки, а все остальные органы чувств, за ненадобностью выключились. Расслабленные губы приоткрылись, накопившаяся внутри слюна, просочилась через зубы, выбралась на розовое возвышение оттопыренной нижней губы, перевалилась через нее, и капая на грудь, начала образовывать лужицу.
Говорят, что существует даже какая-то технология, благодаря которой можно спать всего полтора часа в сутки. Нашему мозгу достаточно отдохнуть минут пятнадцать после каждых четырех часов бодрствования. За это время можно даже успеть выспаться. Поэтому, тех, десяти с небольшим минут, сладкой дремы, в которую погрузился наш отчаянный путешественник, с лихвой хватило на два часа последующего бодрствования.
Разбудил его вернувшийся, и посвежевший хозяин жилища. Он положил свою руку на плечо спящего, потом качнул его вперед-назад, и видя что человек покидает царство Морфея, предложил попить остывающий чай, с чудесными рассыпчатым печеньем. То ли голод так повлиял на вкусовые рецепторы, то ли свежий деревенский воздух, только ничего вкуснее этого они давно не ели. Мед был тягучий, и не засахарившийся, чай горячий, и не слишком сладкий, а беседа легкой и непринужденной. Разговор шел о школьных годах, проведенных обоими собеседниками. И хотя расстояние между эпохами было велико, и исчислялось десятками лет, они с легкостью понимали друг друга, пополняя багаж школьных историй рассказанных, и выслушанных.
— Ты как я понимаю, вздремнуть успел, минут так десять, да? — задал вопрос после недолгой паузы Бартеломью.
— Не, если и вырубился, то на минуту, наверное, не больше.
— Судя по количеству слюней, которые успели набежать из твоего открытого рта на футболку, никак не меньше десяти! Давай, иди в гостиную, осмотрись там, а я приберу со стола, и тоже приду.
Гостиная представляла собой небольшую комнату, метра три на четыре, с двумя окошками. Из мебели внутри стоял огромный старинный комод, высотой почти до середины груди, и длинной около двух метров. На нем старый телевизор, какие-то документы, пульты, и ваза с батарейками и всякой всячиной. Между окнами стол со стулом с одной стороны, и креслом-качалкой с другой. У третьей стены стояла маленькая кушетка с валиками вместо подлокотников. На этой стене висел тонкий ковер, больше напоминавший древний гобелен ручной работы.
В другой комнатке, сказать по-другому язык не поворачивается, стояла кровать полуторка на панцирной сетке, накрытая периной и солдатским одеялом. В изголовье, справа, тумбочка с оторванной дверкой.
— Вот такое у меня спартанское жилище! — Прозвучал голос из зала.
— А телевизор работает?
— Да ну его! Там одну ерунду показывают. Я уж и забыл когда смотрел этот говорящий ящик. — сейчас он разворачивал кресло, а сразу после этого уселся в него. Даже неверное не уселся, а улегся. Потому как положение тела было больше горизонтальное, чем вертикальное. — А ты на кушетку ложись. Она не такая мягкая, как кровать, но тебе, видимо все равно уже. — Бартеломью потянулся к столу и взял, лежавший на нем небольшой сверток. — Валик откинь на пол, чтоб было куда ноги положить. — давал он указания Бимену, пытающемуся устроиться на полутораметровой старинной лежанке. — Да не поднимай, а откати так, будто хочешь сбросить его на пол. Не бойся, не упадет. В старину на совесть делали.
И правда, валик-подлокотник оказался одним краем закреплен к лежанке, и откидываясь увеличивал спальное место сантиметров на тридцать.
— А удобная штука, — сделал вывод Бимен. — Надо будет где-нибудь у себя применить. Правда, пока не знаю где.
— Никогда не знаешь, где могут пригодиться те или иные знания. Мудрость — это обладание ими, а смекалка — способность использовать.
— Что вы делать собираетесь?
— Ты ложись, я шуметь не буду. Это подработка такая у меня. Надо ж чем-то заниматься. — Он развернул сверток. В нем лежало с десяток кухонных ножей. Откуда-то из под стола старик достал серый брусок, положил на колени тряпочку, и не торопливыми уверенными движениями принялся точить затупившуюся кухонную утварь.
— А что вы себе точило не купите? С ним же быстрее.
— Я не тороплюсь. Куда мне спешить? Это сегодня ножики, а в прошлый раз тяпки с топорами были. Их я в мастерской обрабатываю. Вроде, как и бабам нашим помощь, и для души занятие.
— Это вы типа завхоза здесь?
— Завхоз, говоришь? — задумался на секунду Бартеломью. — У нас в летнем лагере, давно это было, я тогда помоложе тебя был, завхоз работал. Ну сам понимаешь, что эта должность обязывает быть пьяницей и пройдохой. Что-то вроде прапорщика в армии. А ты вот сказал про завхоза, так я сразу его себе представил.
Образ то конечно стирается из памяти, но попробую описать, чтоб легче было представить. Мужичок среднего роста, когда-то был плотный такой, пока страсть к вкусной еде не растянула живот до уровня беременности пятого месяца. Коротко стриженый, голова имеет такую форму, словно ее сдавили на висках, и от этого лоб немного выпучился. Заметно это только, если присматриваться, и сравнивать профиль с ан фасом. В целом, правильные черты на румяном лице создают положительное впечатление. Но лукавые глаза выдают того еще проходимца. Про таких говорят, что когда он появлялся на свет, то вначале выглянул, и осмотрелся. И только после этого решил родиться.
Ну и соответственно должность заведующего хозяйством подходила ему как нельзя лучше. Он мог достать практически все, что можно было только достать, знакомые были во всех немыслимых отраслях. Как спрут он опутал всю территорию лагеря уже недели через две, и управлялся с вверенным ему хозяйством как со своим собственным. Что-то продавал, обменивал, привозил и переделывал.
Был он конечно человеком семейным, но насколько я знаю бездетным. Еще бы, такой красавчик в холостяках долго не продержится. Мужик то видный был. А уж голос какой вкрадчивый, бабы аж таять начинали, когда он с ними разговаривал. Про таких говорят «ходок», хотя в измене замечен и не был.
Ты там не спишь еще, а? — прервал свой рассказ Бартеломью. И видя, что ему кивнули, продолжил. — Это
